И.Бунин, А.Толстой и О.Сомов

 

 Красивые нагие девы, утопленницы, превращенные в русалки, хорошо известны  украинскому фольклору и практически не знакомы русскому. Поэтому этнографически точен Гоголь , описывая украинские верования в «Вечерах  на хуторе близ Диканьки».  Русская же поэзия  отличалась своеобразным  соединением  европейской и русской (скорее,  восточноевропейской)  традиций.

                      

 Такова, «Морская  краса» И.Бунина:

                      Уж как на море, на море,

                        На синем камени,

                        Нагая краса сидит,ит,

                        Белые ноги в волне студит,

                        Зазывает с пути корабельщиков…

(1923)

 

                                   

   Н.Гумилёв в стихотворении «Русалка» (1905) называет свою героиню девой – ундиной. Нечто среднее между  русским фольклорным образом и сложившимся  поэтическим стереотипом  в изображении русалки встречаем в поэзии С.Клычкова, где водяная дева, царевна, прямо соотнесена с Купавой – одной из ипостасей Лады – опоэтизированной девушкой – мечтой, девушкой – сказкой, олицетворением самой природы.  Купава  С.Клычкова, «руки белые сложа», спит до поры до времени «под гул волны напевный», «в мягкой тине и песке» («Полынья», «Над волною в тишине…» - 1911-1913), вызывая в памяти не только народные поверья о существовании раз в году «русальных недель», но и «Спящую красавицу» Ш.Перро

 

      

Надо заметить, что не  единожды поражает  этнографическая верность деталей, естественно и ярко вплетенных в ткань поэтического текста.

 

 Чего  стоит пушкинское: «Русалка на ветвях сидит» - или слова подруг  бросившейся в Днепр дочери мельника: «нас греет луна»; ахматовское: «Ива – дерево русалок» - или такой штрих в поэме К.Случевского: злая зима  «юрких русалок опасный народ спрятала в тину, в коряги, под лед» («В снегах»); или фрагмент из «Семика» Ал.Толстого:

                        Ох, Семик, Семик, ты  выгнал из бучила,ла,ла,

                        Водяниц с водой чистой разлучил,ил,

                        И укрыл их  во березовый венец.ец.

                                                                       (1919)19)19)

      По русским поверьям, русалки именно в период Семика – Троицы выходят из воды, из-под  коряг и поселяются на ветвях деревьев, чаще всего на иве или лозине, растущих обычно у водоёмов, а также в зелени  нив и лугов, что, относясь к иному миру, они солнцем считают луну, греясь ночью  в лучах месяца.

Проза в изображении русалок, как, впрочем, и других  демонологических  персонажей, еще ближе к фольклору. Яркий пример – фантастическая повесть Ореста Сомова «Русалки» (1829). Сюжет её практически целиком построен на малороссийских преданиях и поверьях, хорошо  известных писателю и, видимо не раз слышанных им в родной Харьковщине. Героиня повести, Горпинка покинутая любимым, бросается в воду и превращается в русалку. Мать пытается вернуть её к человеческой жизни, воспользовавшись тем кратким временем, когда русалки, по поверью, появляются среди людей. Происходит это на «зеленой неделе» перед Троицей. С помощью колдуна Горпинку удаётся оставить в родном доме, но с уходом русалок она впадает в сон, подобный смерти. Через год в ту же пору вновь появляются русалки, Горпинка оживает и навсегда покидает  людей. «Синева исчезла, глаза засверкали, какая – то неистовая и как бы пьяная улыбка  промелькнула на губах. Она вскочила, трижды плеснула в ладоши и прокричала: наши! Наши! Наши! Пустилась как молния за шумною толпою… и след её пропал!»  

 

 

 

       Далеко не случайно в русской прозе  фольклорные  сведения о нежити звучат обычно из уст крестьян, представителей городской бедноты, мелкого чиновничества и других в виде прямой речи от первого лица. Достоверность таких рассказов очевидна, на них можно ссылаться, как на полевую запись этнографа или фольклориста.

 

Русалка Образ Русалки в творчестве поэтов и писателей Н.Заболоцкий и др.
А.Блок, А.Пушкин С.Есенин