Н.С.Лесков, В.И.Даль

 

Постоянным состоянием Н.С.Лескова, как утверждает превосходный знаток и исследователь его творчества А.А.Горелов, было «этнографическое внимание к жизни», удовлетворявшее потребности познания России, что выражалось «в соприкосновении с возможно большим числом  лиц, событий, явлений» и насыщении прозы  фольклорным материалом.

 Достаточно пролистать роман «На ножах» (1871г.), чтобы убедиться, насколько полны и точны знания писателя о русской нечисти (мужики  рассуждают о коровьей  смерти, кикиморе, кощее, лихорадках, холере, огненном змее, лешем и др.), о ее способностях  «оборачиваться», т.е. принимать вид разных существ, притом что  сама она лишена лица («лежать - у нее лица нет, <…> у нее облик»). Обыгрывая народные суеверия, Лесков создает обобщенный  образ той части интеллигенции, которая и есть, по мысли писателя, настоящая нечисть.  

Главная черта нежити-умение «скидываться» - становится в романе главным  художественным приемом в обрисовке  обитателей барского дома, скрывающих под личиной благородных, образованных людей подлинную суть нежити.

 

Такого рода  художественного использования народной демонологии в русской литературе не очень много, зато  огромное количество описаний нечисти, излагаемых, как правило, персонажами – представителями простонародья, потому  и совершенно достоверных, подчеркнутых «из первых рук».

Отношение писателей, поэтов, критиков к этому пласту народной культуры  было отнюдь не одинаковым.

  Кто-то откровенно умилялся детскости, наивности народного сознания, сохранившего цельный  взгляд на мир и древние, языческие представления. К примеру, И.А.Бунин, находясь уже в эмиграции и испытывая острое  чувство ностальгии, с упоением  вспоминал и воспроизводил в коротких  рассказах – зарисовках  когда-то слышанные им  разговоры о  трясавице  («Старуха»), дьявольских конях, у  которых «глаза ярые, ноздри  раскалились, насквозь светятся, <…> а нога – то человечья, голая, белая!» («Коренной») и пр.Кто-то сожалел о том, что образованное общество утратило подобное мировоззрение и потому перестало понимать собственный народ. Еще в конце  1820-х гг. автор популярных фантастических повестей («Оборотень», «Кикимора» и др.) О. Сомов полагал, что обрисовка быта русской деревни, в котором суеверия  занимают видное место, интересна и значима не только с точки зрения  нахождения необычных образов, мотивов, сюжетов, но и для проникновения в особый нравственно-психологический склад  крестьян.

 

Во вступлении к очерку «О поверьях, суевериях и предрассудках  русского народа» В.Даль писал: «…если и смотреть на поверья народа вообще как на суеверие, то они не менее того заслуживают нашего внимания, как значительная  частица народной жизни; это путы, кои человек надел на себя – по своей  ли вине или по необходимости, по большому уму или по глупости,- но  в коих он должен жить и умереть, если не может стряхнуть их и быть свободным. Но где и когда можно или должно сделать то и другое, -этого нельзя определить, не разобрав во всей подробности смысла, источника, значения и  силы каждого поверья. И самому глупому и вредному суеверию нельзя противодействовать, если не знаешь его  и не знаком с духом и с бытом народа». Согласитесь, слова эти не потеряли актуальности и в наше время.

 

Пропасть непонимания, разделяющая народ и образованное общество, особенно угнетала литераторов второй половины прошедшего столетия, и произведения из простонародного быта нередко рассматривались, как одна из возможностей преодолеть это непонимание, как первая ступень в процессе приобщения народа к современным достижениям науки, техники, искусства. Через  познание крестьянской России к ее просвещению – такую цель ставили перед собой лучшие русские интеллигенты, верившие в благородную миссию «хождения в народ».

В начале ХХ в. А.И.Куприн обращал внимание людей своего круга на то, что «у народа своя медицина, своя поэзия, своя житейская мудрость, свой великолепный язык» и отказываться от всего этого, пренебрегать или огульно ругать – значит обделять самих себя, наносить непоправимый ущерб национальной культуре.

 

  Глеб Успенский не переставал удивляться, каким образом сочетается в крестьянине великолепное знание природы, наблюдательность, ум, практицизм и «густая  сеть предрассудков», дикое невежество. Почему крестьянин одновременно верит и в черта, и в Бога, а молитва его напоминает заговор или кощунствующую пародию: «...Верую в Единого Бога Отца  <…> и в небо и в землю. Видимо-невидимо, слышимо-неслышимо. Припонтистился еси, распилатился еси…». А дальше уж Бог знает что было. Кончалось «Верую» так: «от лукавого: Аминь!».

 

Сходные вопросы занимали Л.А.Мея в его «Лесных диковинках» (1859).Мастерски передавая рассказ извозчика, выходца из вологодской деревни, о лешачихах, парильщике (род баенника), которыми тот гордится как своеобразными достопримечательностями родных усть-южских лесов, писатель неожиданно прерывает разглагольствования своего собеседника его же фразой: «Ведь нам теперь лучше бы по Невскому, да с Владимирской по Стремянному», что выдает в извозчике знатока Петербурга, где он давно живет, и одновременно показывает, что столица никоим образом не переделала вчерашнего крестьянина, даже отслужившего срок в солдатах.

 

С.Каронин (Н.Е.Петропавловский) включает в повесть «Мой мир» (1888) былинки мельника Филата, слывущего в народе колдуном. Филат рассказывает о проделках чертей на мельнице и в речном омуте и о своей борьбе с ними.

 Интеллигентному герою трудно понять, почему мельник, будучи солдатом и участвуя в военных действиях, не боялся пуль, а здесь боится «каких-то пакостников».Стараясь вникнуть в ход мыслей Филата, писатель приходит к выводу, что крестьянин по убеждениям своим – «неисправимый фашист», что он «насквозь проникнут тайнами окружающего» и во всем чувствует непонятную силу. «Темные силы, владевшие деревенской жизнью»,считает С.Каронин, сковывают мысль и энергию крестьян и, что не менее важно, оказывают влияние на всякого человека, окунувшегося в эту жизнь.  

 Власть суеверий – мощная сила, ведь герой, от имени которого ведется повествование, замечает, что под воздействием разговора с извозчиком и сам стал чего-то бояться.

 

Мифология и литература Влияние славянской мифологии на творчество писателей И.А.Гончаров, А.Блок
А.И.Бунин, М.Зощенко М.Лермонтов,Н.Некрасов