Вторая волна


Летчики-испытатели

Ефимов Михаил Никифорович

Михаил Никифорович Ефимов — первый русский авиатор, известный спортсмен начала XX века. В Одессу Михаил Ефимов приехал в десятилетнем возрасте вместе с семьей. Отец Михаила, Никифор Ефимов, в Одессе устроился работать слесарем, его сыновья — Владимир, Михаил и Тимофей — пошли учиться в Одесское железнодорожное техническое училище. Все братья впоследствии стали известными авиаторами своего времени.

Еще во время учёбы Михаил увлекся велоспортом, неоднократно завоевывал призы. Работал электриком на телеграфе.

В 1907 году приобрел мотоцикл марки «Пежо». В 1908 и 1909 годах становился чемпионом России по мотоциклетному спорту.

В 1909 году совершил первый в Одессе полёт на планере. В 1909 году при финансовой поддержке барона Ксидиас уезжает во Францию для обучения и получения диплома пилота (впрочем, по условиям договора Ефимов должен был три года отрабатывать вложенные в обучение средства, на кабальных условиях). 25 декабря 1909 года Михаил Ефимов совершает свой первый самостоятельный полёт на аэроплане. Вскоре после сдачи экзамена (диплом аэроклуба Франции № 31) установил рекорд по продолжительности полёта с пассажиром (предыдущий рекорд принадлежал Орвиллу Райту). По возвращении в Одессу смог расторгнуть контракт с бароном Ксидиасом за счёт средств, взятых в долг у Анри Фармана.

М. Н. Ефимов на «Фармане». Авиационные состязания в Ницце, 1910

21 марта 1910 года состоялся первый полёт Михаила Ефимова в Одессе, аэродромом послужило поле Одесского ипподрома. В этот же день состоялось и два полёта с пассажирами — банкирами бароном Ксидиас и Артур Анатра. Полёты были осуществлены на аэроплане «Фарман-IV».

В апреле 1910 года Михаил Ефимов выиграл престижные соревнования авиаторов в Ницце, причем за счет призовых денег он смог полностью расплатиться с Фарманом, который предложил ему работу, и приобрести собственный самолёт.

В последующие годы Михаил Ефимов удачно выступал на авиационных состязаниях в Вероне, Руане, Реймсе, Будапеште, занимая первые и вторые места.

Важной вехой в истории российской авиации стал Всероссийский праздник воздухоплавания в Петербурге осенью 1910 года. Михаил Ефимов завоевал множество призов, знакомится с профессором Н.Е.Жуковским, а также принимает предложение военного ведомства руководить подготовкой лётчиков в Севастополе. Удостаивается звания почетного гражданина Севастополя. Работая с 1910 инструктором в севастопольской авиашколе, впервые осуществил крутые виражи, пикирование и планирующий полёт с выключ. двигателем.

Возрастающее могущество авиации было продемонстрировано на Второй международной авиационной неделе, состоявшейся в Петербурге с 14 мая по 22 мая 1911 года и носившей преимущественно «военный» характер. Были полеты и на меткость попадания в цель снарядом с высоты не менее ста метров, и на точность посадки. В качестве снарядов использовались бумажные пакеты с мелом. Посадку требовалось произвести в очерченный на поле аэродрома контур корабля. В него же требовалось попасть и при метании снарядов. Победителем в меткости бомбометания оказался М. Н. Ефимов, показавший и наилучшую точность посадки — в пяти метрах от центра «палубы».

В 1912 изобрёл приспособление, позволявшее пилоту запускать авиационный двигатель без посторонней помощи.

1914 год. Началась Первая Мировая война. Михаил Ефимов подает рапорт с просьбой отправить его на фронт. С апреля 1915 года Михаил Никифорович находился в действующей армии в качестве летчика-охотника (добровольца) 32-го авиационного отряда. Здесь он выполнял смелые рейды по неприятельским тылам, дерзко и успешно бомбил и фотографировал позиции противника. После перевода в авиационный отряд гвардейского корпуса Ефимов по-прежнему выполнял самые ответственные задания и заведовал технической частью. Осенью его после нескольких ходатайств руководства школы авиации откомандировали на Качу. К этому времени летчик был полным георгиевским кавалером. А в ноябре 1915 года Ефимова произвели в прапорщики.

В книге «Соперники орлов» в главе «Дайте построить аэроплан!», утверждается, что в феврале 1916-го Ефимова прикомандировали к 25-му корпусному авиаотряду при Киевской военной школе летчиков- наблюдателей «для разработки проекта аппарата собственной системы».

По утверждению Е. В. Королевой, в Киеве Ефимов «напряженно трудится над проектом аэроплана. Детали изготовляет и испытывает в мастерских Политехнического института и школы летчиков-наблюдателей.» Но работу завершить не удалось, из-за интриги военных чиновников Авиаканца во главе с самим шефом авиации Великим князем А. М. Романовым. Вскоре прапорщика Ефимова откомандировали на фронт, а когда он, решив завершить начатое дело, самовольно уехал в Севастополь «испытать некоторые узлы будущего аэроплана — а сделать это возможно лишь в Качинской школе», его посадили на гауптвахту с угрозами предать трибуналу по законам военного времени. Арест сильно повлиял на летчика, рассказывал он Шатерникову и другим офицерам 25-го авиаотряда, что его «под Пасху отпустили, как это делают с разбойниками», Ефимов «плакал, что было так несовместимо с его мужественным обликом».

В конце лета-начале осени 1916-го Ефимов с фронта подал рапорт шефу авиации с описанием проекта и заявил, что некая «английская фирма желает купить мои чертежи двухмоторного блиндированного аэроплана-истребителя для постройки в Англии». После этого рапорта «великий князь среагировал немедленно и предложил представить ему чертежи». Впоследствии Е. В. Королева, найдя в фондах военно-исторического архива (РГВИА) лишь пояснительную записку без чертежей, предположила, что «они были проданы союзной Англии».

В 1916 году Михаила Ефимова переводят на Румынский фронт, где он воевал сначала в 6-м, затем в 4-м авиаотрядах истребителей на самолете «Ньюпор-11». На этом истребителе летчик выполнил десятки боевых вылетов и одержал ряд побед.

Памятник М. Н. Ефимову в Гатчине

В начале 1917 года его перевели в Севастопольскую гидроавиацию флагманским летчиком бригады. Здесь Михаила Ефимова застала весть о Февральской революции, его избирают членом комитета гидроавиации. «…Ефимов еще раньше примкнул к большевикам. Он оказался отличным агитатором, вел большую агитационную работу среди летчиков и матросов. Все его любили и уважали. Мы летали тогда в операциях против разных белых банд. Ефимов также принимал участие в этих боевых действиях», — это строки из письма бывшего морского летчика Евгения Ивановича Погосского.

Весной 1918 года Севастополь захватывают немцы, По доносу Михаила Ефимова арестовывают. От расстрела его спасает взятие Севастополя Красной армией. Но наступающие войска Деникина заставили его эвакуироваться, в качестве водителя автоколонны. Колонна застряла в грязи под Херсоном, машины пришлось сжечь, а Михаил Ефимов пешком добирается в Одессу.

В августе 1919 года в Одессе высаживается белогвардейский десант. Михаил Ефимов пытается покинуть город, но его арестовывают, и тут же днем вывозят в шлюпке в Одесском заливе. Офицер, командовавший шлюпкой, предложил ему добраться вплавь до берега. Обещал не стрелять. Ефимова развязали, и он нырнул. Но тут же раздались выстрелы…

Одесситы свято чтят имя выдающегося лётчика Михаила Никифоровича Ефимова. Его именем названа улица на Ближних Мельницах. Помимо мемориальной доски на Княжеской улице есть памятная доска и на здании бывшего железнодорожного технического училища (ныне это Одесский техникум железнодорожного транспорта). О первом полёте М. Н. Ефимова напоминает и доска на здании трибун Одесского ипподрома.

31 мая 1988 года Международный планетный центр утвердил название «Ефимов» для малой планеты номер 2754. В официальном извещении сообщается, что название дано «в память русского авиатора Михаила Никифоровича Ефимова (1881—1919), который в числе первых летчиков осуществил спирали и виражи».

27 апреля 2005 года в Одессе на территории Госпредприятия МО Украины «Одесавиаремсервис» в торжественной обстановке М. Н. Ефимову был открыт памятник. Памятник М. Н. Ефимову установлен и в Гатчине.

Наверх

Уточкин Сергей Исаевич

Сергей Исаевич Уточкин родился 12 июля 1876 в Одессе. Отец, Исай Козьмич Уточкин, принадлежал ко 2-й купеческой гильдии, был строительным подрядчиком. Родители Сергея Уточкина рано ушли из жизни, и он с двумя братьями воспитывались в разных семьях на деньги, оставленные родителями.

Сергей Уточкин был одним из первых русских футболистов, выступал за любительскую команду Одесского британского атлетического клуба. В то время футбол культивировался в основном среди иностранцев.

Одним из первых в России освоил роликовые коньки. Занимался джиу-джитсу и боксом.

Будучи спортсменом наибольших успехов добился как велогонщик. В течение 17 лет неоднократно завоевывал призы как в России, так и за границей. В дальнейшем стал еще и мото- и автогонщиком.

29 июля 1908 года впервые в Одессе совершил полет на воздушном шаре. Высота полёта — 1200 м.

31 марта 1910 года Уточкин впервые поднялся в воздух на самолёте, став вторым авиатором в России (первым был Михаил Ефимов). Свой первый полет он осуществил на биплане Фармана, принадлежавшем банкиру С. Ксидиасу. В общей сложности Сергей Уточкин совершил около 150 полетов.

Неоднократно самолеты Уточкина терпели крушение, самая тяжелая авария произошла в июле 1911 года во время перелета из Санкт-Петербурга в Москву. Сергей Исаевич получил многочисленные травмы. Тем не менее, через полтора месяца после аварии он снова вернулся в авиацию.

Перенесённые события сказались на душевном здоровье Сергея Уточкина, и с 1913 года он проходил лечение в разных клиниках Санкт-Петербурга.

В последние годы жизни С. Уточкин жил в Санкт-Петербурге, постоянных заработков не имел, периодически зарабатывал игрой на бильярде. В «Синем журнале», издаваемом А. И. Куприным, были опубликованы его воспоминания.

Умер в январе 1916 года от кровоизлияния в лёгкие.

Похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.

Наверх

Попов Николай Евграфовивич

Николай Евграфович Попов родился в Москве, в Староконюшенном переулке (Арбат), в семье богатого купца суконщика, потомственного почетного гражданина Евграфа Александровича Попова, который перебрался в Москву из Иваново-Вознесенска, где сколотил весьма крупный по тем временам капитал. Семья Евграфа Александровича и Александры Васильевны Поповых, по купеческой мерке, считалась небольшой: всего семеро детей – три дочери и четыре сына. Младшим был Николай, который появился на свет 11 июня 1878 года.

После окончания гимназии поступил в Московский сельскохозяйственный институт (бывшая Петровская земледельческая и лесная академия) на сельскохозяйственное отделение. Завершив обучение, получил звание ученого агронома и поехал работать в один из подмосковных уездов. Агрономическая наука даже в столичных губерниях была еще в диковинку. Там столкнулся с поразительной рутиной, царившей тогда в русской деревне, с невежеством помещиков, не имевших понятия о современных методах ведения сельского хозяйства, с произволом управляющих, с забитостью крестьян. Попов ненадолго задержался в деревне. Он решил искать иное применение своим способностям. Искать в областях, весьма далеких от сельского хозяйства и записанной в его дипломе специальности.

Еще не расставшись до конца с агрономией, он стал все больше сил отдавать другой деятельности, которая не могла нравиться властям предержащим и настолько активно, что над ним нависла угроза ареста. Николай Евграфович предпочел добровольное изгнание и благодаря связям отца и его капиталам сумел вовремя скрыться из виду. Вскоре он объявился в Европе: Германия, Франция, Швейцария... Он переезжает из страны в страну, жадно впитывая все, что видит, слышит, узнаёт. В Швейцарии Попов увлекся альпинизмом – видом спорта, неизвестным еще тогда в России. Под руководством опытных преподавателей он овладевал искусством хождения в горах, покорения горных высот. Там, в Швейцарских Альпах, он продолжал закалять свой характер, оттачивать мужество, силу воли и ловкость. Альпинизм – спорт смелых, и он как нельзя более импонировал Попову, уже тогда, в молодости, сумевшему оценить исключительное значение в новое время старой латинской максимы: «Здоровый дух в здоровом теле».

В Швейцарии, в Женеве, проходила Национальная промышленная выставка. Многое привлекло на ней Попова, но особенно заинтересовал его огромный аэростат. Желающие могли за несколько франков занять места в гондоле корзине, и воздушный шар, взмыв вверх, поднимал их на два три десятка метров к облакам. Ощущение высоты было еще более острым, чем в горах. Дамам порою делалось дурно, даже некоторые мужчины бледнели, когда шар рвался ввысь, с трудом сдерживаемый тросами. Попов занимал место в гондоле несколько дней подряд. И даже сфотографировался в ней, рядом с другими «пассажирами» и служителями. Элегантно одетый молодой человек стоял у края гондолы с очень довольным и независимым видом. Эту фотографию он отправил родным в Москву. Скитания по Европе длились, однако, недолго. В них было слишком много праздности, а это не могло нравиться Попову, который по своей натуре был человеком исключительно деятельным.

Так бунтарь, революционер, очутился в Южной Африке, среди буров, воевавших против Англии. Обе стороны, и англичане и буры, применяли новые виды оружия: магазинные винтовки, пулеметы, скорострельные пушки, которые требовали новых способов ведения войны: применение рассыпного строя, маневра, самоокапывание. Обе стороны применили также новые виды связи: гелиограф, полевой телеграф, световую сигнализацию и сигнализацию флажками, воздушные шары. Англо бурская война значительно отличалась от всех предыдущих и была первой войной XX века, которой уже в значительной мере присущи были характерные черты войн новейшего времени, войн нашего столетия. Несмотря на героическое и стойкое сопротивление, буры потерпели поражение, их независимые республики перестали существовать и превратились в английские колонии. Попов вернулся в Европу. Путь в Россию по прежнему был заказан, и он, чтобы не терять времени попусту, решил пополнить свое образование. Его привлекала политэкономия, и он стал посещать лекции сперва в Париже, затем в Цюрихе и Женеве.

Грянула русско японская война – война за господство над важными в стратегическом и экономическом отношении районами, за перераспределение сфер влияния на Дальнем Востоке. Как только до Попова дошла весть о нападении японцев на русскую тихоокеанскую эскадру и Порт Артур, Николай Евграфович немедленно устремился на родину, чтобы принять участие в военных действиях. Как только он пересек границу, его арестовали и препроводили в тюрьму. И тогда в дело вновь вмешались влиятельные друзья его отца, а также его собственные друзья и родственники. Просьба о зачислении в армию не была исполнена по причине его «неблагонадежности», и ему дозволили лишь отправиться в Маньчжурию в качестве военного корреспондента. Именно такое предложение поступило Попову из Петербурга от Алексея Алексеевича Суворина, издателя газет «Новое время» и «Русь». В качестве военного корреспондента газеты «Русь» побывал на фронтах Русско-японской войны и даже был тяжело ранен в бою с японцами под Ляоляном, попал в госпиталь.

В госпитале, постепенно поправляясь, Попов «заболел» идеей путешествия к Северному полюсу. Выздоровев, он направился в Исландию для изучения корабельного дела и мореплавания, поступил матросом на рыболовную шхуну и долгое время плавал на ней в северных широтах. Узнав из газет о готовящейся экспедиции на полюс, Попов тут же устремился во Францию, чтобы предложить свои услуги инженеру Ваниману. При строительстве дирижабля Попов сперва работал слесарем, затем стал механиком. В этом амплуа он вылетел в составе команды «Америго-II» на полюс, на котором американский журналист У. Уэлмен пытался достичь Северного полюса. Однако старт с острова Шпицберген был неудачным.

После этого Попов всерьёз увлёкся авиацией. В 1909 году он уехал во Францию, где стал работать механиком в авиашколе, созданной братьями Райт под Парижем, что позволяло ему проводить целые дни на аэродроме Жювизи под Парижем. Получив первые уроки лётного мастерства у шеф-пилота и первого ученика школы Райтов графа Шарля де Ламбера, француза, сына русского подданного, он 13 декабря 1909 года совершил свой первый самостоятельный вылет на аэроплане «Райт». Первый полет длился недолго: из за неправильного движения рулями Попов опустился слишком резко и довольно сильно расшибся. Пострадал и аэроплан. Это, однако, не обескуражило Николая Евграфовича. Через месяц, оправившись от ран и ушибов, он вновь устремился в небо. А так как своего аппарата у него не было и после неудачного декабрьского дебюта в Жювизи там никто не хотел предоставить ему хотя бы еще раз самолет для тренировок, Попов сделал «ход конем». Он поступил на службу в... общество «Ариэль» и уехал в Канн, на, тамошний аэродром. Как служащему «Ариэля» и будущему «коммивояжеру» этого акционерного общества ему разрешили летать на «райтах», овладевать пилотским мастерством. «Здесь также не раз мне приходилось падать, – признается он несколько месяцев спустя, – расшибаться и ломать аппараты. Но я не унывал... Чинил поврежденные аппараты и снова предпринимал полеты. Таких падений было, кажется, около восемнадцати. И вот в результате я совершенно самостоятельно научился летать на труднейшем аппарате – биплане братьев Райт. Первый вполне удачный полет он совершил почти перед самым началом авиационных состязаний в Канне.

Несмотря на отсутствие диплома пилота, принял участие в авиационных соревнованиях в Каннах 27 марта 1910 года, по итогам которых 28 марта 1910 года комиссар аэроклуба Франции выдал ему диплом пилота-авиатора за № 50. Особенно удачным был полет русского пилота в последний день состязаний. Целый день он вместе с механиками провозился с мотором и лишь за четверть часа до закрытия состязаний взлетел. С аэродрома пилот направил свой аэроплан в Канн. Заполнившие набережную горожане с удивлением и восхищением увидели в вечереющем небе аэроплан, от города направляющийся к морю. Позже об этом полете над морем Попов рассказывал в Петербурге: «В день полета пришло известие о гибели Леблона. Все авиаторы отказались лететь, и я один в тот вечер поднялся. Публика, изможденная долгим ожиданием, встретила меня овациями... Закат солнца, который захватил меня в море, озарял мой аппарат в пурпурный цвет, создавая волшебную картину человека-птицы». Впечатляющий полет русского летчика над морем к Леринским островам вошел в историю. Попов за него получил самый большой приз состязаний — 25 тысяч франков, а также приз города Канна. По количеству призов он занял первое место.

Первая международная авиационная неделя в Петербурге. Н.Е. Попов у своего «Райта». Весна 1910 года

По возвращении в Россию окончил Петербургскую офицерскую воздухоплавательную школу (ОВШ), стал высококлассным летчиком, неоднократно участвовал в показательных выступлениях летчиков во многих городах России и странах Европы. В конце апреля 1910 года Н. Е. Попов на первой авиационной неделе в Петербурге блестяще продемонстрировал свое лётное мастерство — на биплане «Райт» установил рекорд высоты (600 м). В эти годы в Гатчине находилось учебное поле воздухоплавательного парка. Именно здесь Попов летал на «Фармане», испытывал аэроплан «Райт», обучал летному мастерству поручиков Е. В. Руднева и Н. Н. Данилевского. 21 мая 1910 г. в девятом часу вечера на Гатчинском аэродроме произошла катастрофа — при посадке разбился аэроплан, пилотируемый авиатором Николаем Евграфовичем Поповым. Тяжело раненного пилота положили в Гатчинский Дворцовый госпиталь. Полученные серьёзные травмы не позволили ему продолжить авиационную работу. Немного оправившись, уехал за границу лечиться, в Россию больше не вернулся.

Последние годы жил во Франции. Известно, что в годы Первой мировой войны он служил в качестве рулевого на боевом дирижабле ВВС Франции. После войны Николай Евграфович оставил Париж и перебрался вновь на юг, на Ривьеру, где он чувствовал себя гораздо лучше, чем в любом другом месте: старые недуги опять начали назойливо напоминать о себе. Ему удалось устроиться в каннский гольф-клуб на должность «стартера». Попов не чурался никакой работы, с чувством собственного достоинства относился он и к этой должности. Во всяком случае, он зарабатывал себе на хлеб честным трудом, ни перед кем не унижаясь, никого ни о чем не упрашивая, не поступаясь своими принципами, не втягиваясь ни в какие интриги, коими кишела русская эмигрантская среда. От русских эмигрантских организаций Попов принципиально держался как можно дальше, не поддерживал с ними никакой связи. Он не хотел иметь ничего общего с врагами своей родины, с теми, кто изо дня в день осыпал ее проклятиями и поливал грязью, расточал по ее адресу угрозы. Все русское, родное было для него незыблемо и свято, он принимал новую Россию такою, какой она стала в результате революционного взрыва, и никогда не сомневался в справедливости пословицы, которую любил повторять: «Все что ни делается, делается к лучшему».

Наверх