Память в народе о русско-японской войне
Стихи
В. Богораз-Тан
Цусима
У дальней восточной границы,
В морях азиатской земли,
Там дремлют стальные гробницы,
Там русские есть корабли.
В пучине немой и холодной,
В угрюмой, седой глубине
Эскадрою стали подводной,
Без якоря встали на дне.
Упали высокие трубы,
Угасли навеки огни,
И ядра, как острые зубы,
Изгрызли защиту брони.
У каждого мертвого судна
В рассыпанном вольном строю
Там спят моряки беспробудно,
Окончили вахту свою.
Их тысячи сильных и юных,
Отборная русская рать...
На грудах обломков чугунных
Они улеглись отдыхать.
Седые лежат адмиралы,
И дремлют матросы вокруг,
У них прорастают кораллы
Сквозь пальцы раскинутых рук.
Их гложут голодные крабы
И ловит уродливый спрут,
И черные рыбы, как жабы,
По голому телу ползут.
Но в бурю ночного прилива,
На первом ущербе луны,
Встают мертвецы молчаливо
Сквозь белые брызги волны.
Их лица неясны, как тени,
Им плечи одела роса,
И листья подводных растений
Плющом заплели волоса.
Летят мертвецов вереницы
На запад, на сушу, домой.
Несутся быстрее, чем птицы, —
Но путь им заказан прямой.
Хребтов вековые отроги,
Изгибы морских берегов
И рельсы железной дороги
Уж стали добычей врагов.
И только остался окружный —
Далекий, нерадостный путь.
На тропик летят они южный,
Спешат материк обогнуть.
Мелькают мысы за мысами;
Вдогонку несется луна.
Они не опомнятся сами,
Пред ними родная страна.
Но что же их стиснуты руки
И гневом блеснули глаза?
На родине смертные муки,
Бушует слепая гроза.
Унылое, серое поле,
Неровная, низкая рожь...
Народ изнывает в неволе,
Позорная царствует ложь.
Торговые, людные села,
Больших городов суета...
Повсюду ярмо произвола,
Не знает границ нищета.
И плачут голодные дети,
И катится ярости крик,
И свищут казацкие плети,
Сверкает отточенный штык...
Снаряды взрываются с гулом,
И льется кровавый поток.
Объяты багровым разгулом
И Запад и Дальний Восток.
И падает так же рядами
Подкошенной юности цвет
В широкие общие ямы,
В могилы, где имени нет.
Гибель "Рюрика"
Отряд крейсеров вышел в море опять,
Флаг Иессена вьется красиво,
И наши суда стали вновь пробуждать
Дремавшие воды залива.
Начальник отряда герой и боец
Стремился к намеченной цели:
"Господству врагов приготовить конец,
Чтоб морем враги не владели".
Чтоб Того не мнил себя моря царем,
Чтоб спесь с себя снял Камимура.
На встречу отряда под пушечный гром
Эскадра уж шла из Артура.
И гордо "Россия" Андреевский флаг
На мачте своей развивала.
И, видя то, чувствовал каждый моряк,
Как сердце в груди трепетало.
А "Рюрик" и славный герой "Громобой"
Шли следом за судном флагмана,
Желая вступить с неприятелем в бой
В безбрежных водах океана.
И с каждым движеньем геройский отряд
Все близился к скалам Артура.
Но с башни сигнальный был подан доклад
"На встречу отряд Камимура".
"Готовиться к бою, - команда гремит, -
К упорному тяжкому бою".
На палубах русская доблесть царит,
Стоит неприступной горою.
И между собой говорят моряки:
"Нас Витгефт уже ожидает...
Идем же смелее!" Пожатье руки
Их тайную мысль довершает.
Снаряды несут разрушенье с собой,
Витает вкруг смерть торжествуя,
Идет в океане убийственный бой.
Он сам ему вторит бушуя.
Четыре японских больших корабля,
Как будто придя в изступленье,
Орудьями всеми своими паля,
Наносят судам поврежденья.
Но крейсеры наши дерутся, как львы.
Им смерть не страшна (лишь бы слава!)
О, будьте прославлены, храбрые вы!
Гордитесь той битвой кровавой!
Сигнал поднимает избитый герой,
Прославленный "Рюрик" в сраженьях:
"Снаряд мне разрушил отдел рулевой.
Я жду адмирала решения".
"Россия", а следом за ней "Громобой"
На полных парах отступают;
Они отвлекают врагов за собой,
От "Рюрика" их отвлекают.
Но горе за горем: на смену одних
Два судна других из-за дали
Подходят, но "Рюрик" отважный и их
Встречает гостинцем из стали.
"Прощай, тихоходный товарищ-герой,
Судьба над тобой надсмеялась;
Умрешь ты по воле судьбы своей злой", -
"Россия", рыдая, прощалась.
Прощался растроганный с ним "Громобой",
Суровый и доблестный витязь:
"О, что они сделали "Рюрик" с тобой!
О, я отомщу, берегитесь!"
Взволнованный Iессен печально сказал:
"Помочь мы несчастью не властны!"
И чтоб и других не губить, адмирал
Велел отступать. Не напрасно!
Лишь только успели уйти крейсера,
В пучину сошел храбрый "Рюрик",
При громе орудий, при криках "ура",
При реве воинственной бури!
И вместе с ним честно погиб командир
И много погибло матросов...
Пусть подвигом славным гордится весь мир,
Тем подвигом доблестных россов!
Нобуюки Уцуми
Плач по Верещагину
Какой великолепный порыв –
Изобразить своею кистью ужасы войны,
Чтобы распространить по свету,
Среди всех людей желание мира!
О, высокое влечение –
Посвятить искусство идеалам человечности.
Ты приехал на поля кровавых битв издалека
И смело встал под пушки,
Чтобы встретить смертную беду.
В заливе у Порт-Артура, кишащем
Морскими хищниками, ты свои краски
Разбавлял морской водой, и под светом прожекторов
Вдохновенно отдавался свободе живописца.
И когда рассеялся пороховой дым,
Там уже не реял над волнами контур корабля.
Неисчерпаема скорбь – как неисчерпаемы
Вечно плещущие глубины тех морей.
Не будучи богом, едва ли ты мог предугадать,
Что именно войне, которую ты всецело ненавидел,
Будет принесено в жертву
Тело твоё.
Я не столько скорблю о гибели Макарова,
Который, быть может, и великий воитель –
Но тебя, Верещагин, о мастер холста,
Не оплакать никак не могу.
Однако вот оно – и адмирал,
Выдающийся своим ратным искусством,
И художник, любяще преданный делу мира –
Оба они, связанные благородной дружбой,
Погребены в пучине морских вод.
Запечатлей же, история, эти время и место –
Запечатлей, что 13 апреля 1904 года
Вдали от горных берегов под Цусимой
Погибли душа мира и душа войны.
Увы, наделённый от евангелия мира
Миссией любви, ты спустился с небес,
Но наказа не совершив до конца,
Ты уже возвращаешься на небеса.
И этим ты доказал всему свету,
Своей собственной жизнью доказал, что война,
С помощью которой люди губят людей –
Это безмерный грех.
В самом деле, люди, охваченные жаждой воевать,
Поголовно преображаются в бесов.
Пламя пылает, льётся кровь,
Свет выглядит как подлинный ад.
О, ты понял своё призвание
И пожертвовал телом неповторимым своим –
А почему не гибнет, не предаётся позору и смерти тот,
Кто хвалит бойню и обольщает ею людей?
А твои – пусть исчезли под пеной моря твоя жизнь и твоя кисть,
Пусть полотна твои не завершены,
Но бесценна своими ратными заслугами эта смерть,
И эта слава будет сиять века.
Сколько бы ни терпели поражений отечества,
Слава искусства – его человечность.
Так гляди же – вот плывёт по волнам Бог моря, Дракон,
И увенчивает тебя лавровым венком.